Карл Лагерфельд дал бескомпромиссное интервью французскому журналу Numéro

Побеседовав с журналистом Филипом Утзом, именитый дизайнер Карл Лагерфельд рассказал много интересных и шокирующих вещей. Этот материал вызвал больший интерес, чем последняя коллекция модельера. 84-летний дизайнер без смущения рассказал о своем отношении к движению #MeToo, восприятии коллег и планах на похороны…
На вопрос о жалобах креативных директоров домов моды Лагерфельд ответил следующее:
«Мне не приходилось жаловаться. Видимо, из-за этого мои коллеги меня и не любят. Я слишком быстрый и собранный. У меня нет времени на раздумья о том, куда пуговицу пришить. Я настоящая машина. В свое время на меня жаловался Аззедин Алайя. Он говорил, что я задал слишком быстрый темп модной индустрии. Как по мне, то это абсурд!».
На вопрос, считает ли модельер себя гением, он сказал:
«Гений?! Моя мама называла меня тупицей и ослом. Мне кажется, все, что я делал в своей жизни, было попыткой опровергнуть ее слова».

Лагерфельд заявил, что мужская мода, как таковая, никогда его особенно не интересовала. Хотя, естественно, для себя он одежду покупает. Но рисовать эскизы одежды для «этих тупых моделей» ему неприятно. Кроме того и от мужчин-моделей постоянно поступают заявления о домогательствах:
«Нет, пожалуйста, не оставляйте меня с этими убогими существами наедине!».

О движении за права женщин-жертв насилия модельер также высказался с явным скепсисом и даже негативом:
«С меня хватит этого #MeToo. Больше всего меня удивило, почему эти старлетки молчали по два десятка лет, прежде чем решили высказаться на этот счет. Кроме того, у всех этих историй нет свидетелей, хотя Харви Вайнштейна я терпеть не могу. А вот Карла Темплера мне жаль я не верю в то, что он мог к кому-то приставать. Модель сказала, что он пробовал стащить с нее брюки. Так вот, если тебе не охота снимать штаны, не надо идти в модельный бизнес — отправляйся сразу в монастырь».

В конце беседы дизайнер заявил, что не хочет никаких похорон:
«В моем завещании есть четкие указания на то, что я хочу быть кремированным. И пусть мой прах соединят с прахом матери и моей кошки, если она вдруг к тому времени тоже умрет».